ГРАЖДАНСКАЯ ЛИРИКА

 

 

Песня "Пропавший без вести солдат"

Эта Песня в исполнении Кирилла Потылицына

Нам не забыть войны лихой,
Унесшей миллионы жизней
Где каждый  день в последний бой
Шли лучшие сыны Отчизны!
Потоком похоронки шли,
неся в себе печаль и горе
О тех, кто без вести пропал,
Надеялись: вернутся вскоре.

И ждут немало зим и лет,
Хоть стих  давно войны набат,
Упрямо ищут все твой след,
Пропавший без вести солдат!

Никто не знает, где пришлось
Тебе найти земной покой.
Ты неприкаянным небось
Лежишь давно в земле сырой.
А твоим близким и родным
По-прежнему покоя нет,
Они не в силах позабыть,
повсюду ищут зыбкий след.

На сайтах, посвященных ВОВ,
Их крики помощи лежат.
А вдруг тебя кто-то найдет,
Пропавший без вести солдат?

Вот так исчез в войну мой дед,
но неустанно все равно
Ищу о нем любой ответ,
Ищу настойчиво давно.
А в Книге памяти о нем
есть запись «без вести пропал».
Есть год и месяц. вот и все,
что мне пока мой поиск дал.

Но я ищу тебя, мой дед!
Чтоб поклониться во стократ
Там, где лежишь ты много лет,
Пропавший без вести солдат.

Для нас совсем ты не пропал,
Ты в нашей памяти живешь,
И с нами вместе на парад,
В полку бессмертном ты идешь.
И пусть не знаем, как и где,
Ты свою голову сложил,
Для нас ты- лучший в мире дед,
Ты от врагов нас защитил.

Пусть неизвестен нам путь твой,
Неведом жизненный закат,
Но мы горды всегда тобой,
Пропавший без вести солдат.

 

Так жить нельзя

Написано давно, по впечатлением

 фильма С.Говорухина "Так жить нельзя"

Куда ни глянь печальные все лица.
Куда ни глянь - везде один бардак!
Мне довелось в такой стране родиться,
где все не то, где все совсем не так.
Где матери свих детей бросают,
ища потом и для себя приют,
где зависть, ненависть, жестокость
день ото дня сильнее все растут.
Где правят хамство, грубость и насилие,
где страх у каждого в душе живет,
когда порой мы чувствуем бессилие,
не зная, что грядущий день несет.
Так жить нельзя! Всем это ясно!
Но, как сломать постройку стольких лет,
Не тратя силы общества напрасно?
Никто не может дельный дать совет.
Мне очень больно за тебя, Россия-мать!
Кто наделил тебя такой судьбой?
За что тебе приходится страдать?
Как искупить нам грех пред тобой?

 

Подаяние.

 

На переходе в сутолоке подземки
Спешит, кто на работу, кто домой,
Стоит девчонка, прислонившись к серой стенке,
В руках у ней ребеночек грудной.
На вид лет восемнадцать ей, быть может,
В глазах - от безысходности тоска,
Надежда слабая, что кто-нибудь поможет:
Ей не на что ребенка содержать.
Несчастная, быть может, одиночка,
Хлебнувшая обман любви сполна,

Оставить не смогла в роддоме дочку -
Достойна уважения она.
Проходят все, как будь-то равнодушно,
В стране бардак -себя бы прокормить.
Здесь под землею для ребенка душно:
Ему б в коляску иль в кроватке погулить.
Ведомая толпой прошла я мимо,
Но душу зацепил печальный взгляд,
В груди под сердцем больно защемило.
Спустившись, я вернулась вновь назад.
Малышка заворочалась в пеленках,
К груди прижала что-то ей шепча,
Несмело с рук моих взяла она червонцы,
Из глаз скатилась благодарности слеза.
И вновь я шла, ведомая толпою,
И долго не могла в себя прийти:
Вернуться и забрать ее с собою?
Но не могу! О, Господи, прости!
Взяла газету - мимо плывут строчки,
В глазах, по-прежнему, девчонка из толпы -
Ровесница одной из моих дочек,
Не дай им Бог такой же вот судьбы.
За что ей выпала такая злая доля
Познать нужду и счастья не видать?
Она былинка в этом людном поле,
Которую ведь так легко сломать!
Как ей помочь? Прошу тебя, о, Боже!
Дай силы ей и счастья хоть чуть-чуть,
Прости ее и помоги чем можешь,
Не дай упасть, не дай с пути свернуть.

***моему деду посвящается

Танкистом был мой славный дед,

Он был защитник Ленинграда,

За мужество былых побед

Имел немалые награды.

Он Ворошилова не раз

На танке лихо подвозил,

Фашистов бил не в бровь, а в глаз,

И сам не раз подбитым был.

Горел, контузии имел,

И снова рвался в смертный бой,

Однажды среди груды тел

Остался на передовой.

Фашисты шли, смыкая круг,

Искали раненых они,

Пинали все тела вокруг…

Шепнул себе: не застони.

Тяжелый кирзовый сапог,

Его ударил по лицу,

Но он сдержаться все же смог,

Чтоб в плен не сдаться подлецу.

Сквозь боль и затаенный стон,

Услышал речь родную он,

Про их стрелковый батальон,

Про укреплений бастион.

Предатель шел среди врагов,

И все им тайны открывал,

Жестоко также сапогом,

Своих товарищей пинал.

Превозмогая боль, всю ночь,

Полз дед в родную часть, к своим,

Нога немела, превозмочь,

Казалось, что не хватит сил.

Но он дополз и доложил,

В беспамятство упав тот час.

Предатель тот недолго жил:

Таким не место среди нас.

А дед мой выжил. Зажила

Лишь только чуть его нога,

Он снова в бой и до бела

Утюжил танками врага.

Но до Берлина не дошел,

Контужен очень сильно был,

Когда домой к себе пришел,

Он год мычал, не говорил.

Но инвалидность всю поправ,

Такие строил он дома!

Имел он очень добрый нрав,

И нас любил всех без ума.

И вместе с бабушкой моей

Дожив до свадьбы золотой

Взрастили пятеро детей,

А внуков, сколько же, постой?

Тринадцать внуков - всех они,

Понянчить все таки успели…

И даже правнуков троих,

Качали с песней в колыбели.

Но все не вечно под луной….

И под высокою сосною,

дано лежит мой дед родной,

с своей любимою женою.

Всегда любимою была

У деда песня "День Победы"

И в этот день, где б ни была,

Пою ее я в память деда.

 

**** к 65-летию битвы под Москвой

Не забыть никогда дней тех грозных страницы,

когда Гитлер стремительно рвался к столице,

и под натиском лютого страшного зверя

отступали войска, в поражение не веря.

В изнурительной, очень тяжелой борьбе

отступали. Но все же твердили себе:

Пусть отдали другие пока города,

но Москву не сдадим! Ни за что! Никогда!

И за каждый клочок подмосковной земли

лихо бились солдаты, насколько могли.

И нередко с последнею связкой гранат

за Россию бросался под танки солдат.

Чей-то муж иль отец, или сын или брат.

Отдавал свою жизнь наш советский солдат!

Трудовая Москва, не взирая на беды,

изо всех своих сил ключ ковала победы.

И момент переломный не мог не настать:

вскоре прочь покатилась фашистская рать.

И воспряли войска на соседних фронтах:

ведь немецкой орде предрешен уж был крах.

Хоть еще впереди ждали горести, беды,

Это было начало Великой Победы!

И опять подтвердилось, как в былые года:

русский дух не сломить ни за что, никогда!

 

Хоть прошло с той поры уже множество лет,

только в каждой семье есть войны этой след.

Кто погиб, кто живым возвратился домой.

Ветераны уходят на вечный покой…

Вас так мало осталось. Всем вам слава и честь!

И спасибо за то, что вы были и есть.

Память вечная павшим в войне роковой,

Ветеранам поклон всем наш низкий земной!

 

*** к 65-летию битвы под Москвой

Скажи-ка, деда, было страшно тебе в бою последнем том,

когда в Москву рвались фашисты огромным танковым гуртом?

Я знаю, бились вы отважно и не хотели погибать,

Нельзя ли было, как французам Москву сожженную отдать?

Внучок, конечно, было страшно, и мокрою была спина,

но понимали мы прекрасно, что позади у нас Москва.

Москва – она не просто город, за ней стояла вся страна,

и если б мы ее отдали, была б проиграна война.

Мы очень долго отступали, отдав фашистам пол страны,

но и тогда мы точно знали, что мы не отдадим Москвы.

Земля пылает под ногами, снаряды рвутся там и тут,

как саранча фашистов танки к нам на позиции ползут.

Нас оставалось очень мало, снарядов мало и гранат,

но ни один из нас, не думал, о том, чтоб отступить назад.

Свалился рядом минометчик, я оглянуться не успел,

увидев, как ко мне на встречу немецкий танк один летел.

Метнул в него свою гранату, да только та не взорвалась.

В какой-то миг мне показалось, что жизнь  моя оборвалась.

Утюжил танк меня в окопе, да только руку зацепил.

Когда меня все ж откопали, в плече торчал лишь пучок жил.

Я потерял тогда сознание, в санчасти лишь пришел в себя,

И долго было осязание, что пальцы что-то теребят,

Вот так, внучок, я стал калекой, безруким инвалидом стал,

В бреду я мучился, метался и лишь о смерти все мечтал.

Домой боялся возвращаться: кому я нужен был такой?

Но бабушка твоя сумела вернуть мне счастье и покой.

Сейчас мне вдруг бы предложили сначала жизнь свою прожить,

я б все равно не согласился в ней что-то все же изменить.

 

Проезжая просторы России

 

Стучат колесами вагоны.
Мчит скорый поезд до Москвы.
Поля, деревья, перегоны
и величавые мосты.

То за окном -моя Россия!
Деревни, села, города.
Но почему-то все не мило!
И Родиной я не горда!

Осадок горький оставляет
уведенное за окном:
народ в глубинке пропадает,
чуть в нищете не каждый дом!

Убогость! Черные строения!
Средь редких красочных хором.
Нет совершенно настроения
смотреть все то, что за окном.
И красота родной природы,
цветущей в этот майский день,
не вдохновляет. Время-годы,
сей нищеты растят лишь тень.

Сопьюсь, иль не сопьюсь? Терзалась мыслью Русь.

Сопьюсь, иль не сопьюсь?
Терзалась мыслью Русь.
И издан был тогда
на ней сухой закон.
Ох, прав он иль не прав?
судить я не берусь.
Сомнений много здесь
и много перепон.

Известно: на Руси
умели пить всегда.
Не так, как где-то там
в Европе ль, в СШа.
У нас уж -если пить-
по-черному глушить,
а не цедить, как там
пять капель не спеша.

И как же тут не пить?
Коль жизнь -сплошной обман.
Когда кому-то- ЖИТЬ,
другим –ПУСТОЙ КАРМАН.
«Тузы» немало пьют
и виски и коньяк.
Жиреют. Потому
и жрут, все просто так.

В провинции ж мужик,
весь, ошалев от бед:
когда зарплаты нет,
а дети ждут обед…,
чтобы не видеть их
подчас голодных глаз,
напьется где-нибудь,
пусть в долг, но в самый раз.

Спивается вот так
родная наша Русь!
Что предпринять и как?
Я за нее боюсь!
Неужто суждено
погибнуть ей вот так:
от безысходности
и пьянства, кабы как.

Подземка

Окунувшись в метро подземки,
Если нечего мне читать,
Ненавязчиво и не цепко,
Я люблю за людьми наблюдать.
Вот девчушка - она студентка,
Всю дорогу листает конспект,
Рядом - просто абитуриентка,
У нее лишь рекламный проспект,
Предлагающий - где учиться,
Где престижней, дешевле где…
Голубой экспресс быстро мчится
Про проторенной колее.
Мужичок слева- то работяга,
Он не прячет мозолистых рук,
Видно слесарь этот трудяга,
Под ногтями въевшийся круг.
Там- уткнулся в газету мужчина,
Это служащий иль инженер:
Руководство оно очень чинно,
Их в метро не загонишь без мер.
Эта женщина-пенсионерка,
Но работает видно еще,
Молодой человек с видом клерка,
Подпирает стекло плечом.
Кто читает, а кто мечтает,
Кто-то с виду угрюм, кто спит,
Мир подземки всегда обитаем,
Многолюдье здесь царит.
И хоть езжу в метро не часто,
Чаще в пробках везде торчу,
Но в подземке свое участие,
Удалять я совсем не хочу.